Добиваемся главного: труд шахтера должен облегчаться. В этом направлении и стараемся…
И он рассказал, как молодые люди обзаводятся хозяйством, привыкают к шахтерской жизни, становятся семьянинами. Почти в одно и то же время на «Девятой» шахте родились дети у механика Брунько, у комсорга Брянцева, у начальника транспорта Гриценко, у горного мастера Диденко. И у всех — мальчики.
— У нас шутят: сыновья родятся в связи с постановлением правительства о том, что женщины в шахту больше не допускаются, — смеется Майборода. — Словом, растет шахтерское пополнение…
Во время нашего разговора на шахтном дворе к начальнику «Девятой» подходили люди с потухшими яблоками на ушанках и время от времени слышалось: «ось якэ дило», «мабуть, трошки», «нэхай роблять, як слид», «звычайно» и «будь ласка». Это многочислеяные Диденки, Гриценки и Брунько поверяли Майбороде свои «гарны мрии» и казалось, что вы находитесь не в Колымбаосе, на Крайнем Севере, а в Донбассе, на почти Крайнем Юге нашей большой страны.
В цифрах первой советской семилетки раскрывается новое, растущее значение наших работ по угледобыче. Так вот, за Мяунджей, в угольной Аркагале и в Кадыкчане я встретил шахтеров, от которых услышал:
— Представьте себе, вот уже второй год, как трудимся мы по шесть часов в сутки. Интересно получается: работать стали меньше, а зарабатываем больше…
Что такое? А дело в том, что Центральный Комитет нашей партии и Советское правительство нашли возможным сократить рабочий день шахтера. На шахте урегулировали заработную плату, повысили производительность труда, внедрили десятки рационализаторских предложений — и в результате человек Колымбасса стал меньше работать и больше получать. Помню кто-то оказал мне:
— Вот они зримые, золотые приметы коммунистической жизни!
Но стоящий рядом шахтер возразил:
— Не в этом дело. Ведь коммунизм не там, где «меньше работать», а там, где хочется как можно больше отдать, не размышляя, сколько ты за это получишь.
Вдумчивый, горячий разговор! И это — на подступах к полюсу холода, в краю вечной мерзлоты. Нетрудно догадаться, что дополнительное время каждый шахтер стремится использовать на стадионе, в семье, во Дворце культуры.
Деятельный отдых, как мы видели, нередко перерастает рамки просто развлечения и становится творчеством.
Бескорыстный коллективизм господствует здесь во всяком общественном деянии. Стоит только вспомнить Виктора Разовского или Матвея Горюнова, который говорил:
— Пусть мой «зимний мрамор» потом растает, но несколько месяцев он приносит людям радость — и это главное…
Приносить людям радость… Юноша бригадмилец из Ягодного требовал, чтобы комсомольцы стали хозяевами поселка:
— Жить надо, как спутник, понимаете? Слабый здоровьем, он, несмотря на запреты врачей,
приехал на Север, а теперь только подсмеивается:
— Когда бы завелась одна болезнь, а то их у меня сорок, и все они дерутся меж собой, никто победить не может…
И хрупкий бригадмилец Вадим Прохоров отважно ввязывается во всякие истории, выводит хулиганов на «чистую воду» и живет, как строгий спутник общественного порядка.
Девушка-токарь, сусуманская пионервожатая, решила прибрать к рабочим рукам «трудный» класс. Она привела своих пятиклассников на завод, договорилась, и теперь лучшим пионерам доверяют настоящие токарные станки. «Ну, кто еще хочет, попробуй, завоюй такое право!» И отныне у проходной говорят:
— Вон идут Анины токарята.
Они идут и читают на заводской Доске почета: «Токарь Анна Чернышева. Месячное задание выполнила на 179%».
И Анины «токарята» держат равнение на своего большого и умного друга. Это что, разве не радость?
На агробазе убирали капусту — свеженькие хрусткие кочаны. Все были довольны, и только молодой агроном
Николай Лунин, прозванный «колымским мечтателем», страстно доказывал, что это всего лишь белые малоценные цветочки, а ягодки впереди.
— Да, ягодки! Целые плантации! Ведь у нас есть малина, смородина, рябина, жимолость, голубика, брусника, княженика. А как они используются? От стихийных налетов по сопкам много ли проку? Дикие черенки высадить на государственные плантации — только так!
Послушать Лунина, так и озерным рыболовством пора уже заняться, а то ведь есть в области великолепные озера, где нет совершенно никакой рыбы. Хариусов туда! Только так!
Милые энтузиасты, кто измерит щедрые континенты хозяйской вашей души? Почему я должен ковыряться в мелких страстях вчерашних людей, когда я документально свидетельствую, что видел, видел своими глазами коммунистического, завтрашнего человека.
Этот человек понимает: надо начинать с самого себя. О, если бы эта идея овладела каждым! Если бы каждый захотел повторить вслед за бурхалинским комсомольцем Виктором Тишиным:
— У нас на Колыме такая дивная природа, что в ее присутствии человек не имеет права быть некрасивым.
Если бы каждый мог от всей души сказать и поступить так, как это говорят и делают колымские шахтеры:
— Сначала. даем уголь Якутии, сначала ее обеспечиваем, потом уже себя, свои предприятия…
Вспомни, читатель, ночные звонки коммуниста Безбабышева, добрый десяток общественных нагрузок взрывника Разовского, портативный радиоприемник геолога Медведя… Я уже не говорю о Девятой балалайке Василия Васильевича.
Да, колымчане — красивые люди. Их благородство и самоотверженность, бескорыстие и гостеприимство не столько удивляют, сколько вызывают желание подражать им.
Никто не спорит, что город Магадан и трасса — это не одно и то же. Пусть в июле хмурится туманный Магадан, но в это же время там, среди сопок, вьется солнечная желтая прошва.
Сравнительно теплые дни бесснежного магаданского октября ничего общего не имеют с устойчивой белизной
и ветреной порывистостью тех колымских мест, где займа уже говорит людям: «Здравствуйте, я пришла!» С этим никто не спорит. Но могут поспорить, если я скажу, что эта подчеркнутая контрастность в природе чем-то напоминает разность житейского климата, поэтому далеко не все мои наблюдения и выводы, адресованные трассе, применимы и к Магадану.
Вот почему я предвижу: кто-нибудь упрекнет меня и будет говорить об излишней восторженности. Нет! Упрекните меня за то, что я слишком равнодушен, когда веду речь о Человеке Колымы. Упрекните — и это будет справедливо. Ведь я еще не сказал, что все среднеканское, тенькинское, сусуманское, ягоднинское золото, выхваченное из материнской утробы земли за все годы, — это слишком мало для того, чтобы отлить достойный монумент покорителю вечной мерзлоты, бывалому колымчапину!
Казалось бы, Сусуманский район с его пятидесятиградусными морозами, район золотой молодежи сегодняшней Колымы — это еще далеко не полюс холода. Но уже здесь молодость распевает песню, написанную сусуманским композитором.
Золото-золото,
Наши края,
С полюса холода
Песня моя.
Плещется молодо,
Нет ей конца,
Разве не золото
Наши сердца?
И подобно тому, как драга — эта плавучая фабрика золота — вылавливает драгоценные крупицы, так и современная Колыма — обновленная фабрика социалистического мировоззрения — прививает молодежи золотые качества, новые чувства, выбрасывая все, что осталось в психологии человека нехорошего, в отвал жизни, как ненужную гальку.
Так как же мне не взять на память сусуманские самородки, эти драгоценные встречи с нашим завтрашним днем!
Начинайте со своей души!
Верить, добиваться и любить,
И о жизни думать, как о чуде…
Но при коммунизме, может быть,
Даже подвиг не заметят люди,
Потому что каждый на земле
Выйдет к благородному забою.
И, как в угольной Аркагале,
Это прозвучит само собою.
Все толкуем, не проходит дня:
Да, конечно, это будет скоро,
Но, пожалуй, только без меня:
Мы пока не дальше разговора.
Ну, а почему бы не начать,
Не поверить в щедрость урожая,
Как на целине — за пядью пядь —
Собственную жизнь преображая.
Начинайте со своей души!
Люди, не давайте ей покоя,
Может быть, наедине, в глуши
Что-то есть неверное и злое.
Есть задворки вечной мерзлоты,
Равнодушья мертвые пустыни,
Подозрений шаткие мосты
И клочки завистливой полыни…
Или, скажем, возмутились мы,
А молчим и жмемся где-то с краю…
Но уже на шахтах Колымы
Я как раз другое отбираю.
Время! Как тобой не дорожить?
Ожидать нам?
Ну чего бы ради,
Если чувства начинают жить,
Как в коммунистической бригаде.
Пусть еще не песня, а напев.
Тот напев все чище и богаче:
Радость и тоска, любовь и гнев —
Это все должно звучать иначе.
День за днем — корчуя и дробя,
День за днем — выращивая что-то…
Начинайте собственно с себя.
Пробуйте!
Да здравствует работа!
| ← Предыдущая страница | оглавление | Следующая страница → |
