Эту книгу вы можете скачать одним файлом.

— Франц, — рявкнул неожиданно покупатель, протягивая свою граблю в мою сторону.

— Кузьма, то есть Андрей, — боясь спугнуть пацана, исправился я.

— Авто старое, кароче, — сказал он по-немецки, — но у меня есть мастерская и я могу довести его до ума. Купить его я не готов, но могу поменяться на восьмилетний дизельный 126-й «мерседес».

Я недоверчиво заглянул ему в глаза, поросшие рыжими мохнатыми кустами.

— Я-а, я-а! Поменяться на «мерседеса».

И это сказал мне клиент номер один, который прибежал в первый день просмотра.

«Черт побери, — подумал я, — если первый попавшийся немец меняется на "мерсюк", то следует осмотреться пару дней и обменять гребаную колымагу как минимум на самолет "Фалькон", недаром же улица называется Флюгхаффен. Везет же иногда!»

— Наин, данке шон, — отрезал я голосом Левитана, который объявил по радио «Луч» о капитуляции Германии. — Дас ист кляйне прайз. Цен таузенд марк ист гут прайз,12 — отрезал я и ощутил, как крылья вожделения прорывают на плечах куртку. Немец переглянулся со своей женой, достал визитку и протянул ее мне.

Мое предложение будет в силе неделю. Звони, если что. — Они развернулись, на прощание женщина мило улыбнулась мне золотыми коронками, от которых я нахватался «зайчиков», как от сварочного аппарата Патона. Так же чинно они залезли в тот «мерсюк», который по идее должен был стать моим, и вырулили из нашей боковой улочки. Вместе с их отбытием в направлении Вальсдорфа у меня появилось ощущение, что вряд ли здесь кому-нибудь, кроме бюргера с золотозубой фрау, нужна моя машина. Я поднялся наверх, а там Томас уже ловил кайф от новой партии украинцев, которые как тараканы носились у него между ногами и опустошали недельный запас хавчика. Через часок возвратился Олежек. Он решил ознакомиться с Берлином детально и непосредственно. Пробежав до Шпандау и обратно километров с пятьдесят, он не нашел того, что его сюда привело, вернулся домой и загнул в атласе следующую страницу для завтрашней пешей прогулки. Увидев в коридоре Томаса, который говорил по телефону, Олег подбежал к Барду и спросил:

— Виталик, как по-немецки будет «свалка»?

— Типа «шрот» или что-то вроде того, — ответил Бард, который в мыслях уже жевал какой-то новый вид голландских догонялок, типа грибов или желудей, и всем своим видом давал понять, что Олег не входит в его планы на вечер.

Олежека это не расстроило. Он вплотную подошел к Томасовой ноге, глянул куда-то вверх, будто на вершину Эйфелевой башни, увидел там голову, которая знает ответ на его вопрос, и крикнул туда, в вышину:

— Томас, где у вас шрот? Свалка, Томас, а?

В ответ он услышал несколько фраз, произнесенных мелодичным дискантом, которому позавидовал бы Робертино Лоретти и благодаря которому немецкий язык был бы признан самым певучим языком мира. Конечно, при условии, что перед жюри его представлял бы Томас. Олежку певучий ответ не вставил, потому что смысла слов он не уловил совсем. Махнув рукой, он пошел в комнату,достал банку со смальцем, буханку черного хлеба, намазал себе громадную калошу, покрошил туда зеленого лучка и спрятал всю эту красоту у себя в пасти. Весь народ, в том числе и я, в ответ сглотнул большую порцию слюны. Да, мы — дети Украины тонко ощутили невидимую нить, которая через Олежку связывала нас с Отчизной. Нить, впрочем, резко оборвалась вместе с отрыжкой, которая эхом разнеслась по всему кварталу. Олежек закончил пережевывать подошву, налил себе из чайника теплой сырой воды, бросил туда пару ложек сахара и запил.

— Большое спасибо, — сказал он не то нам, не то Господу Богу, который послал ему в чужом краю вкусненькую пайку. Тут на сцене нашей мыльной оперы появился Бард и произнес свой исторический монолог.

Братья и сестры, жду вас внизу через десять минут. Сегодня наша великая миссия заключается в скрещивании двух культур — славянской и арийской. У вас будет много соблазнов. Не бросайтесь на них слепо. Помните о своем предназначении на земле. Взвесьте и решите — стоит ли. Я долго думал и понял — СТОИТ. Поэтому таким, братья мои, вы меня сегодня уже не увидите. Я окунусь с головой в чужую, но такую близкую мне культуру и буду курить, пить и жевать все, что пошлет мне Господь. Аминь! — С этими словами укрмафия шумным кагалом скатилась на станцию метро, где все скинулись, купили в автомате билет на одного и сели в поезд в количестве, достаточном, чтобы отразить налет на Пёрл-Харбор. Через две остановки в вагоне появился контролер, но мы, во избежание неприятностей, создали такую запутанную схему, что у него с непривычки закружилась голова, и он покинул поезд. (Тот, у кого был билет, долго рылся в карманах и искал его, давая возможность другим подойти к двери и дождаться остановки. На остановке билет находился — пипл выходил на перрон и смотрел, в какой вагон сядет контролер, а сам входил в другой. У контролера от такого ребуса резко подскакивало внутричерепное давление, и он переставал с нами бороться. Так было не раз, и так будет всегда, потому что мы — украинцы, и мы того стоим. Ну, вы, я думаю, в курсе.)

Нас ждали на выходе в центре, возле старой разрушенной церкви, которая должна была служить памятью об ужасах войны. Если бы с нами не было Барда, который знал в лицо нескольких персон из числа ожидающих, панический страх заставил бы нас совершить легкую пробежку в противоположном направлении, причем абсолютно все равно, в какую сторону света пролегало бы это направление. Только бы подальше от них. На тротуаре стояли, лежали, висели и торчали: панки, хиппи, нарики, педики, парни, девчонки, гермафродиты, римейки, коты, собаки и всякое разное. Во главе официальной делегации с немецкой стороны стоял Карстен — фашик в галифе, офицерских сапогах, с рыжим хайером, который свисал ниже копчика, и выражением лица больного, которому делают ректальный массаж.

— Хайль Бард, — приветствовал он нас жестом, которого мы все от него и ожидали...

— Хай, Карстен, — поздоровался Бард. Ребята обнялись и поцеловались, как настоящие мужики. Вся масса людей, которые лизались на тротуаре и прилегающих территориях, не отвлекаясь от основного занятия, поздоровались с нами. Карстен стал во главе процессии, и мы начали свое триумфальное шествие по ночному Берлину. Как в историческом фильме — то появлялись на горизонте, то исчезали за нашими спинами Триумфальная арка — та самая, что в клипе «U2», — Рейхстаг, остатки Берлин Вол13, телебашня с круглым, как на новогодней елке, шпилем. Карстен высоко держал ногу и чеканил каждый шаг. Его каблуки стучали по мостовой в такт его пульсу. Трава, видимо, была атомная, так как нормальный здоровый человек так идти не может.

У вас бы оторвались все внутренние органы от мощных ударов сапог о мостовую. Карстена выдавало только выражение лица. С каждым шагом все глубже заходила виртуальная рука ректального массажиста. Муки, переплетенные с неземным кайфом, читались на его дисплее. Время от времени он напевал, а точнее, нарявкивал бравурные военные песенки времен Великой Отечественной войны. Кто-то из толпы пробовал их подхватить, но быстро умирал от одышки. Ведь он не курил ту траву, которую курил Карстен. Таким образом, в режиме убегания от поезда в туннеле мы одолели километров десять. Может, это была проверка. Может, пройдя ее, мы стали избранными и имели честь попасть на настоящую европейскую бир-пати, которая происходила по системе «ол инклюзив». Не знаю, кто из нас дошел до конечного пункта. Возможно, кто-то умер по дороге, падая под колеса трамвая, возможно, кто-то просто успел незаметно нырнуть в метро и вернуться назад в хижину дяди Томаса. Я не уследил. Никогда в жизни я не думал, что мой язык способен облизать мои же брови. Он висел, как у пограничной овчарки, которая гналась за нарушителем и пробежала дистанцию от Краковца до Тянь-Шаня. Наконец мы зашли в дворик, который не претерпел изменений со времени взятия Берлина нашими войсками. Карстен что-то крикнул, и на третьем этаже зажегся свет. Врубился музон, и на балкон, увитый гирляндами, вывалилась толпа людей, которая готовилась к приему гостей так, что пробовала на себе все прелести системы «ол инклюзив». Так сказать, консультанты-экспериментаторы. От одной их консультации тебя уже вставляло так, будто ты скурил всю шмаль Джалал-Абада. Один из них — Ник, ирландец в тюбетейке, которая срослась с его головой, с безумными глазами, заплевывая собеседника с ног до головы, рассказывал по-ирландски, как его штырит и колбасит. И ты невольно соглашался, что прекрасно понимаешь Айриш14. Кивая головой, отрывался от реальности на летающем табурете, проскальзывая в открытую форточку на кухне. Ванна была наполнена водой и банками с пивом. Через полчаса после начала вечеринки в этой ванне уже лежали два красавца, которые лобызали друг друга так, будто не виделись сто лет. Народ подходил к ванне и выковыривал пиво из-под частей их сплетенных тел. В комнате на полу сидели в кружок человек десять, и все жрали чипсы из огромной миски, которой была старая спутниковая антенна. Разговор не клеился, так как рты у всех были заняты розовой размякшей массой. На кухне самые забойные готовили какую-то чехню, нагревая на газе жидкость в металлической ложечке. Я не вникал в процесс, так как в страхе ждал, что сейчас приедет полиция и всех нас накроет вместе с дебилом Карстеном, который все это замутил. Заплеванный Ником, я стоял на балконе и отбивал атаки страшнючей немки, которая упорно пыталась стянуть с меня футболку. Ее возраст так и остался неразгаданной тайной для немецких историков. Кожа на руках и фейсе указывала на довольно давнее происхождение этого существа, но живот и ноги будто принадлежали совсем другой особе. И если бы вмазать текилы или на крайняк просто водяры и накрыть ей голову «Комсомольской правдой» или журналом «Гудок», она бы имела какие-то шансы показаться привлекательной. Поскольку «Комсомолки» и «Гудка» под рукой не было, я поспешно слинял, попросту забежал в ванную отлить. Двое голубков продолжали месить жопами баночный «Беке» и пустили из душа горячую воду, так как им там стало холодно. «Горячий «Беке» на вкус, как компот из мухоморов», — подумал я, расстегивая ширинку. С того памятного момента я упрямо игнорирую это пиво. Поссать так и не удалось, так как ввалилось еще двое — на этот раз Ник и его подружка — мадьярка Штефи. Они хапанули какой-то новой экстрадури и забежали в туалет, чтобы укрыться от дракона, летающего за ними по квартире. Бедные дети прятали свои головы в стиральную машину, болтая жопами в воздухе. Я был вытеснен в коридор и с переполненным пузырьком для ссак протиснулся в комнату. Чипсов было еще море, и поэтому здесь царила полная тишина, нарушаемая лишь хрустом. Я, видимо, нахватался вторяков от активно шмалящей разнообразные гербарии компании, и был уверен, что люди на полу едят живых креветок и я слышу треск их косточек. Еще бы пара секунд, и я бы бросился спасать морских рачков от беспощадных челюстей, но вбежала Линда — маньячка, которая домогалась меня на балконе. Она приволокла за ногу какого-то вырубившегося к тому моменту типа и, считая, что это я, искала укромное местечко, чтобы с ним разобраться. Из кухни неслись такие запахи, будто за углом взорвался химзавод. Оттуда выходили и выползали, а также кое-кого выносили, пока там не остался только один, наиболее выносливый Менделеев, который рухнул у ног Карстена. Тот закричал:

— Аллее зупа!15 — и ущипнул за попец какую-то юную фройляйн, которая неосмотрительно остановилась перед ним. Дальше в доме началось воспроизведение событий, имевших место во время гибели города Помпеи. Из ванной слышались стоны и вопли — Ник со Штефи залезли к голубкам, чтобы те спасли их от страшного чудища, а те поперепутали, кто кого любил, и пристроились к новоприбывшим. Бард с наушниками сидел в уголке и слушал какие-то винилы. Время от времени на проигрыватель кто-то наступал ногой, но Виталик был выше этого. Он слушал музыку неба, и проигрыватель с наушниками ему нужен был только для отмазки перед примитивными человеческими понятиями. Я был вынужден пописать прямо с балкона и по большой пенистой луже внизу понял, что был далеко не первым. Гирлянды мигали как-то не в такт, и от этого на меня напала дикая икота, и хотелось простой воды, но так, чтобы кто-то подержал меня за голову и дал попить из кружки, как мама. Ужасно захотелось домой. Я вышел из квартиры, содрогающейся от конвульсий живых и мертвых человеческих тел, и поплелся к метро, которое было в километре от нас. Неожиданно позади раздались вопли и стук каблуков.


← Предыдущая страницаоглавлениеСледующая страница →




Случайное фото: